Осенний бунтарь
Осень. Гуляю с детьми. Они сами по себе, а меня кто-то шепотом позвал. Осмотрелась – лист березы зовет, мечется, трепещет на ветру. Подхожу, не торопясь, знаю, что ничего серьезного, но откликнуться на просьбу о помощи надо.
– Вы меня звали?
– Но ведь больше никого и нет. Понимаете, я не хочу отрываться и улетать, не хочу становиться желтым, как все.
Тут околоберёзная тишина взорвалась сотнями голосов: упрекающих, гневных, негодующих, кричащих злые слова в адрес глупого листа.
– Я подпевал птицам, шелестел вместе с бабочками, меня умывал дождь и обсушивал ветер, я любовался радугой и слушал шепот влюбленных. И я думал, что так будет всегда! Но они говорят, что я должен постареть и пожелтеть и, отправившись в последний полет, лечь на землю и там завершить свой путь, став удобрением для земли. Я – сгнить? Не хочу, придумайте для меня другой конец, пока не поздно.
Листва зашумела, береза всплеснула ветками:
– Безумец, это закон природы. Мы все и всегда появляемся весной, живем, приносим пользу, выделяем кислород, а осенью уходим, чтобы весной дать место другим.
Тут порыв ветра закачал ветви, сильно их встряхнув, и те листья, которые были готовы лететь, вспорхнули вверх и, причудливо кружась, плавно поплыли вниз, совершая свой последний танец с жизнью. Остальные даже не посмотрели в сторону улетающих братьев и сестер, с кем делили березовый дом недолгое лето, так привычно и правильно все происходило в их жизни. Мой бунтарь остался на прежнем месте, возможно, для того, чтобы высказать свои последние аргументы. Я понимала его обреченность, понимала всю бесполезность его протеста, ведь людям тоже всегда кажется, что прожитой жизни на что–то не хватило.
Но у меня не было и желания присоединяться к увещаниям его родичей. Он один из многих сотен не хотел быть как все, подчиняясь общепринятому порядку. И его надо было поставить на место, чтобы он тоже, отправляясь в путь всей земли, правильно понимал свое назначение. Лист пытались подавить доводами, взывая к его лиственному рассудку, пристыдить тем, что никто больше так себя не ведет. Причем возмутились даже те, кто все лето потихоньку просуществовал в тени своих братьев, никогда не подавая голоса из чувства безопасности. И вот теперь в общем хоре недовольства некоторые из них с особым возмущением кричали в адрес одинокого листа разные обидности и противности, подгоняемые ветром и раскачиваясь в своем гневе из стороны в сторону. Ветер снова налетел на березовый дом, и следующая партия запорхала в последнем танце. Я беспомощно смотрела на них, понимая, что я ничем не смогу помочь листочку, ждущему моей помощи. Законы незыблемы.
– Твои сородичи правы: люди тоже как вы, живут и уходят. Но ведь смысл вашего и нашего существования в том, чтобы всем вместе приносить пользу, делая жизнь лучше и чище. Благодаря вам очищается воздух, вид кудрявых берез радует глаз, в вашей листве находят приют птицы. Вы не зря прожили свое лето, спасибо вам всем.
Я замолчала, чувствуя, что не вправе продолжать. Пусть все идет так, как установлено. Налетевший порыв ветра забрал очередную дань земле. Не в силах больше сопротивляться, полетел и тот, кому так не хватило отпущенного срока. О чем думал он, пока летел? Простил ли он мою беспомощность? Я проследила, куда он упал, подняла и положила дома между страницами любимой книги. Он не хотел сгнить, исполню хотя бы это его желание.
Волна
Волна, за ней другая, третья набегают на песок пляжа и, шурша, убегают назад. И нет этому конца. Волны деликатны и не доходят до моих ног, словно боятся причинить вред. Я беспечно сижу на песке и смотрю на их игру со мной, на их кудряшки и стремительный бег назад. Эта белокудрая игра доставляет мне удовольствие, и кажется, что так будет всегда: волны набегают – убегают назад, словно море дает им сигнал отступить. Они послушно возвращаются домой, не нарушив установленных границ. Эта бесконечность, незыблемость и безопасность создают у меня ощущение надёжности бытия, расслабляют, убаюкивают. Я закрываю глаза и проваливаюсь в сон.
Совсем неожиданно одна из дочерей моря добегает до моих ног, окатывает холодной водой и убегает назад. И снова, как ни в чем не бывало, бегут послушные волны, не переступая отведённой им морем черты. Мой сон упорхнул вместе с шаловливой волной. Я жду эту шалунью, чтобы спросить, почему вдруг? Чем она лучше сотен ее сестер? Чего она добивается, нарушая законы моря?
А ее все нет и нет. Уже так много было волн, что я теряю надежду дождаться свою бунтарку. И как я ее не ждала, она пришла так неожиданно, что я не успела убрать ноги и снова оказалась залита морской водой. Сердиться не было смысла, поэтому я рассмеялась и спросила ее, почему она выбилась из общей массы и решила обдать меня водой.
– Я тебе не нравлюсь?
– Ты просто здесь сидишь.
– А ты просто здесь идешь?
– Как-то так.
– А зачем облила?
– Ты уснула.
– Мне было хорошо. А теперь холодно и мокро.
– Ты стала ленивой и перестала смотреть на море.
– Я вообще-то сижу на море.
– Ты перестала видеть и слышать море.
– Но я до этого как раз рассматривала волны.
— Это не то. Смотри, альбатросы в твоих глазах стали чёрными пятнами. Так?
– Ну и что? Они всегда одинаковы.
– Ты учила своих детей, что нет одинаковых песчинок и снежинок, но ты больше не рассматриваешь их рисунок. Теперь для тебя это грязь, которая забивается в босоножки. Я права?
– Ну…
– А медуза – просто скользкое желе?
– Я так не считаю.
– Ты раньше так не считала. Я помню твой восторг от их полупрозрачного купола, от каймы их бледных щупалец. Тебе нравилось чувствовать, как пульсирует медуза в твоей руке. Ты называла ее безупречным венцом Творца.
– Ты много помнишь обо мне.
– Где теперь твоя коллекция морских раковин?
– Раздала или выбросила. Мы переехали.
– И что ты слушаешь теперь?
– Всякое. Люди создали много прекрасной музыки.
– Человеческая музыка имеет конец. С последним аккордом уходят чувства, навеянные мелодией. А музыка моря вечна. Она содержит то, к чему вы все стремитесь: постоянство и устойчивость.
– Пусть ты права хоть тысячу раз, но я теперь мокрая.
– Я для того и пришла на берег, чтобы разбудить тебя. А вода – единственное мое оружие. Вы, люди, взрослеете, становитесь все более занятыми, чужими и далекими от природы. Вы теряете связь со своим детством, со своими прежними чувствами. Вас перестают радовать простые вещи. Вы забываете вкус моря, а, значит, и вкус жизни. Но мы, волны, мы не меняемся. Поэтому я здесь. Просыпайся.
Над головой зазвенела какая-то черно-белая птица. Я вздрогнула. Какая-то птица? Нет, это не птица. Это же альбатрос! Рука сама поднялась и помахала пролетавшей мимо пичуге. Песок посыпался с рук на платье. Надо смыть с себя грязь. Грязь? Нет, песок, то есть миллиарды песчинок, непохожих одна на другую. Я поднесла руку к глазам – в песчинках заискрились разноцветные скалы, горы, цивилизации. Возвращайтесь домой, в море. Ноги сами зашли в воду, она больше не была холодной и мокрой. Руки опустились в пену и стали рисовать узоры, смывая историю с моих пальцев. Мимо ноги проплыло скользкое существо. Как противно! То есть, нет, не уходи, я хотела сказать, что не ожидала, что мы снова встретимся. Медуза дотронулась до моей руки. Она не скользкая, она просто гладкая. Я взяла ее в руки. Тук-тук-тук. Она дышит, она меня не боится, она живая!!! Эмоции захлестнули меня, восторг не умещался в груди. Я встала лицом к ветру, вытащила резинку из волос, тряхнула головой, рассыпая прическу, раскинула руки и снова, как в детстве, стояла и вдыхала полной грудью соленый воздух, воздух свободы.
– Я найду свои раковины и снова послушаю музыку моря! – закричала я. – Спасибо, волна!
«Весна жизни»
Весна. В парке цветут яблони, ранетки. Глаз не может насмотреться на нежную весну деревьев и всё время возвращается к феерии цвета. От запаха весенних цветов кружится голова. Но ни берёзы, ни лиственницы, ни сосны сейчас так не интересны в своей весне, как интересны яблони. Они красуются передо мной и показывают свои белые, розовые, красные платьица, хвастаясь своей нежной и дружной юностью. Глядя на их сказочные наряды, я вспоминаю своё ситцевое платье, сшитое в 14 лет, бордовое, с рассыпанными по ткани розовыми цветами, с воланом по подолу. И как я порхала в нем, как хвасталась всем своей юностью. Ах, посмотрите все, какая я красивая!
Через два дня яблони по-прежнему радовались своим платьицам, поворачиваясь от дуновения ветра то одним боком, то другим. Ах, посмотрите все, какие мы красивые!
Гуляя по парку через неделю, я с грустью в сердце отметила, что яблони отцвели и сменили свои яркие праздничные платья на привычные будничные. Все цветочки, дружно хваставшиеся своей красотой, так же дружно стали маленькими плодами. Весна жизни закономерно перешла в её лето. И тут в глубине листвы, среди множества маленьких плодов замечаю цветок, ещё один, ещё. Нежно-розовые цветы среди плодов смотрятся необычно и вызывают удивление. Но они тоже цветут! Я подошла к дереву поближе и спросила у цветов, а почему они зацвели не со всеми вместе, а только теперь, когда уже им время быть плодами? Цветы не защебетали, как те, первые, торопливо и перебивая друг друга, а ответили степенно и обстоятоятельно.
– Мы не спешили на свет, не тянулись лепестками к солнцу, не отталкивали других, не торопились стать плодами. Мы знали, что всему своё время. Мы ждали, когда чужие лепестки не будут нам мешать тянуться к солнцу, и теперь всё солнце наше. Мы не повредили ни одного лепестка, подтягиваясь к свету. И теперь на нашем пути к солнцу никого нет, только мы. Мы не торопились выбрать себе лучшие платья, потому что знали, что они у нас будут такие же нежные и яркие, как и у наших подруг. И мы были правы, вы любуетесь нами теперь так же, как и нашими соседками до этого. Мы не спешили, как все, стать плодами, потому что знали, что всё равно станем ими. И вот наше время пришло. Через два-три дня мы тоже изменимся. Законы незыблемы.
Они правы. Одни люди тоже стремятся быстрее жить, стать скорее взрослыми, причиняя своей торопливостью боль другим. Другие становятся взрослыми в своё время, неторопливо и последовательно идя к тому же, к чему торопятся и первые. Мы жалеем их, думая, что они неудачники в этой жизни. Осуждаем их за то, что они не такие как все, торопим, запугивая уходящими временем и возможностями.
Но они знают тайну, которая открылась только им. Всему своё время. А они просто продлили свою молодость.
Надень историю
Действительно ли необходимо хранить вещи? Почему мы их храним? Какую информацию они несут? Остаёмся ли мы в тех вещах?
В каждой семье есть шкафы, в которых много лет хранятся старые, никому не нужные вещи. Все знают, что эти вещи никогда никто не наденет, они немодны, несовременны. Но их хранят, их боятся выбросить, к ним относятся бережно и с уважением. Это прошлое, это память семьи, это запахи прежних поколений, без которых не было бы нас. Иногда молодежь спрашивает у родителей, зачем «старье» занимает нужное место в доме, и, даже получив ответ, не удовлетворяется им и думает, что предки устарели. Но, уйдя из семьи, заведя свою, родив детей, а может, похоронив родителей, они постепенно начинают накапливать на полках свои вещи, как когда-то это делали их родители. И потом они также ответят своим детям, когда те спросят их об этом ненужном хламе: «Это моя память». Все повторяется.
Действительно ли необходимо хранить вещи? Почему мы их храним? Какую информацию они несут? Остаёмся ли мы в тех вещах?
В моем детстве в доме было много места и много шкафов, где можно было спрятаться и прятать, можно было играть и никому не мешать. На самом верху однотипных и однообразных для советского периода шкафов что-то хранилось, что я не могла пока достать и посмотреть сама. Когда я просила маму показать мне то, что там лежит, она ссылалась на отсутствие времени и на то, что мне это будет неинтересно: «Это старые вещи». Время шло, я выросла и научилась сама доставать то, что раньше было недоступно, и однажды мы с сестрой просто вывалили на пол все то, что хранилось много лет в трех секциях шкафа. Это действительно были старые вещи: кофточки, платья, юбки, рубашки, пальто. Мы надевали одну вещь за другой и бежали к зеркалу смотреть, какие мы красивые. Первое, на что мы обратили внимание – это запах. Хотя все это лежало в доме много лет и должно было уже пахнуть нашим домом, запах был незнакомый и чужой. Так пахла чья-то другая жизнь и другая судьба. Не наша общая, семейная, а чья-то другая, без нас.
Мама брала юбку, кофту, платье и рассказывала, куда она в этом ходила, где это взяла, как она это шила, что сказали на работе. Она все помнила. У каждой кофточки была история, с каждой рубашкой было связано воспоминание, у каждой юбки был интересный случай. Мама помолодела, вспоминая свою прошлую жизнь. Только тогда мы немного поняли, что значат для нее эти вещи, и почему они всегда будут жить на верхних полках шкафа – выбросить их означало выбросить из памяти прошлое, перечеркнуть его за ненадобностью и ненужностью. В этих платьях и кофточках осталась моя мама, ее желания, ее мечты, ее надежды, ее молодость. Там была сама моя мама.
Шли годы. Я обзавелась семьей и своими шкафами, в которые складывала все то, что стало малое, неинтересное, что уже надоело. «Почему бы мне это не выбросить?» – спрашивала я себя не раз. И даже приносила пакет, куда намерена была сложить все старье. «Зачем я храню этот желтый костюм? – Это костюм, который подарил мне муж со своей первой в жизни зарплаты». «Это я точно никогда не надену, синий делает мое лицо желтым. – В этом костюме я пришла на первый свой урок в школу». «Это мне малое. – От этой кофты до сих пор пахнет моими первыми духами «Сальвадор Дали». «Зачем хранить платье для беременных? – В этом платье я ходила, когда носила своих дочерей». «Ну и куда я в таком выйду теперь? – Это подарок мамы» … Все вещи говорили со мной, напоминали о том, что было давно и не очень, спрашивали и вызывали на откровенность. Я тоже не могу их выбросить, поэтому они переезжают со мной с квартиры на квартиру, как полноправные члены моей семьи. Это моя жизнь, моя история, моя судьба, моя молодость. Это я сама.
Мои дочери время от времени достают мое прошлое, надевают, даже ходят в этом, спрашивают о случаях и историях, связанных с этими вещами. Я не отмахиваюсь от них, с готовностью рассказываю. Когда я вижу детей в том, в чем ходила когда-то сама, я вижу себя в их возрасте, я вижу свои детство и молодость и то, что уже нельзя было вернуть, а я вернула. Они носят мое прошлое, оживляя его, как когда-то мы с сестрой оживляли мамино прошлое. В этих вещах спрятана преемственность поколений, связь их друг с другом. Пока они хранятся на чьих-то полках, мы живы.
Действительно ли необходимо хранить вещи? Почему мы их храним? Какую информацию они несут? Остаёмся ли мы в тех вещах? Об этом было мое эссе.