Беленькие ножки.
Быстро бежит время: не успел оглянуться и вот уже 13 лет нового века. Изменилось многое, и прежде всего – деньги. Нет. Они не стали ни мягче, ни тверже- бумажки, как и были. Но отношение к себе изменили: чем больше- тем лучше, чем крупнее- тем ярче.
Конец прошлого века, когда их совсем у многих не было, когда было «трудное время», когда оно набирало обороты, московские вокзалы, как всегда были полны народу. Не ясно, как ездили и на что ездили, но кто имел постоянное место работы и постоянный заработок, все-таки имел возможность хотя бы ненадолго выехать на отдых или к родственникам.
Москва! Она ведь слезам не верит. Сидим в ожидании поезда на скамейке. К соседней подходит старушка. Длинное платье, почти до полу, на голове беленький платочек. Лицо почему-то не запомнилось. Мало ли их, старушек, тем более, когда тебе ещё до их возраста далеко.
Уборщица убирала в зале, время ночное. Чуть освободилось место- и старушка так быстренько улеглась на соседней скамейке, что мы и глазом моргнуть не успели. Чувствовался профессионализм в оккупации сидений для сна. Пока кое- кто шевелился, подступая к наполовину занятой скамейке, старушка уже мирно дремала- спала. Небольшая часть скамьи была свободна и двое молодых людей сели рядом с ногами старушки.
В ночное время разговаривать не хочется, а тут прямо тишина наступила. Все смотрели на спящую, и ни у кого даже не мелькнуло мысли потревожить её. Молодые люди сидели у неё в ногах и молчали. Больше никто к этой скамейке не подходил. Никто ведь не мог сказать: «Убери свои грязные ноги!», потому что ножки старушки были так чисто вымыты, такие беленькие, что похоже существовали отдельно от неё. Мирный сон лежал на всех чертах её лица. Морщинистое, темное, оно не привлекало внимания. А вот ножки! С крупными голубыми жилками, они как бы говорили:
«Не трогайте нас, дайте отдохнуть, мы устали!» Что заставляло жить старушку на вокзале- неизвестно, а что это так- никто не сомневался. Уж слишком обустроенной чувствовала себя старая на жесткой скамейке.
Беленькие ножки! Сколько вы прошагали по земле, что перенесли в своей жизни? Были вы и молоды, и легки, когда, пританцовывая, возвращались домой; были вы и твердыми, и крепкими: чтобы твердо стоять на земле, пришлось много работать, чтобы поднять детей. Что же случилось с вами, если в старости вам пришлось жить и спать на вокзале?
Беленькие ножки! Беленькие ножки, наверное, есть вина каждого из нас в том, что вы оказались одиноки. Простите нас, беленькие ножки!
По пути, по дороге…
«Дорога, дорога,
ты знаешь так много о жизни моей непростой…”
Незамысловатые слова, а сколько в них правды. Каждая поездка предполагает какое-то знакомство, рождает размышления, дарит встречу с интересными судьбами. Вообще в дороге случайных встреч не бывает, я думаю.
Связь между небольшими поселками, городами, да и большими тоже, в наши дни можно осуществить, просто заказав маршрутное такси. Вот и эта поездка была такой.
Конечно, перед любой, даже недальней дорогой, всего в несколько часов, ощущаешь какое-то волнение, как говорил мой дед: «Конь дорогу чует”. И волнения мои были не напрасны. Заказав поездку на 3 часа, я стала собираться. Как всегда в дорогу неожиданно собирается непредвиденное количество вещей: дорожная сумка оказалась средней подъёмности. Выхожу на автобусную, пассажиры ждут рейсового автобуса, мне же нужно такси. Дорожные люди как-то быстро объединяются, находится общий вопрос, а в дороге- вопрос о транспорте. Ждем несколько минут, и одна из женщин говорит о графике движения наших городских автобусов. “Вот когда был начальник автотранспортной организации Петров, автобусы у нас ходили четко: через 25 минут. Ныне же, особенно по субботам и воскресениям в Енисейск хоть не выезжай: не знаешь четко- на каком автобусе вернешься?”- начала одна из женщин. Стоящие подхватили, вполголоса загудели. Женщина продолжала: «Умел же организовать как-то. Очевидно, за это качество избрали его затем ещё куда-то”.
В этот момент к автобусной одновременно подошли автобус и мое такси. Я человек не трусливый, но увидев перед машины голый- все внутренности, видны-да еще и грязный, я пришла в ужас. Первой мыслью было: “Господи, как поедем-то?” Далее было: «В аварии был что ли?” Обращаюсь, как бы за поддержкой, к женщине: «Не ехать что ли?” Она говорит: «У него бампер снят” Мне от этого не легче. Стоящие на остановке уехали, а я загружалась (что делать? ехать -то надо) в такси, мысленно призывая на помощь Боженьку.
Ехать несколько часов, поэтому я покупаю обычно комфортное место рядом с водителем. Это вошло в привычку. Чуть дальше от всех пассажиров – КОВИД приучил. Надо отдать ему должное: он научил многому- и хорошему, и печальному. Научил мыть руки не просто, а почти до локтей; научил прислушиваться к кашлю; научил носить маску в кармане и пользоваться ею в мороз. Но он разобщил людей: теперь, прежде, чем ехать к друзьям или родным, надо звонить, договариваться, а не мчаться по зову сердца.
Усевшись на свое место, я посмотрела на лобовое стекло: все в мелких дырочках и с мелкими сеточками. Я проговорила: «Бампера нет, стекло все в трещинах…” Как-то раньше мне не приходилось ездить в таких такси. Водитель пробурчал: «Вот, бля, еще одна нашлась…” Я сделала вид, что не расслышала. Зачем волновать водителя: он за рулем! Проехали совсем немного, примерно полчаса, заехали подкачать колесо. Мне опять в голову полезли нехорошие мысли: отправившись в путь, надо все просмотреть, не в дороге же все это делать?
Водитель вышел, что дало возможность рассмотреть его более. Крупный, в возрасте, в теплом полуспортивном костюме на ногах унты из тонкого камуса, такие носили в прошлом веке, но в них тепло и ногам уютно. Короткая стрижка, круглое упитанное лицо и мягкий нос, украшенный крупной массивной бородавкой. Она нахально уселась посреди левой ноздри и как бы говорила: “Здрассте. И как вы себя имеете?”
Колесо подкачали и вот мы едем дальше. Дорожные люди долго не спят. Прошло около часа, и водитель начал говорить по телефону. Сравнительно за небольшое время он обсудил домашние дела, кого-то обругал за непослушание, попросил телефон друга, поругался с женой. Всё это он проделал, держа телефон в левой руке, а правой -руль. В салоне- тихо. Нельзя же волновать водителя!
В такси было тихо, а в дороге хорошо смотреть в окно. Казалось, темы для телефонных разговоров исчерпаны. Но не тут -то было! В левой руке вновь оказался телефон: разговор краткий, но о предстоящих выборах; далее была попытка поздравить друга с днем рождения -не увенчалась успехом…разговор со знакомой. Телефон то ложился на подставку, то вновь оказывался в руке водителя. Чувствовалась хватка бывшего делового человека. Делать замечание в дороге водителю со стажем (это чувствовалось во всем) – волновать его, не рекомендуется. Все молчат. Наконец поздравление состоялось, я вздохнула с облегчением.
Между тем стало немного сумеречно. За окном мелькает лес. Красота! И вдруг я замечаю, что водитель чешется: то колени, то голову, то лицо, то руки. Вначале- не верю. В полглаза наблюдаю. Нет, чешется! Чешется и чешется! Со страхом потихоньку отодвигаюсь к дверце:” Господи! Не хотела простуды какой- ни будь подцепить- здрассте-чесотку приобрету! Вообще-то их проверяют перед выездом на линию? Или нет? А машине внутри- дезинфекцию делают?”
Мысли продолжали летать: “Кого там? Ведь это частники!” Я совсем влипла в дверцу и боялась шелохнуться. Здесь заговорили об остановке. Пришли к общему мнению. Такси остановилось. Мы вышли .Я вздохнула с облегчением: хоть немного разомнусь. В кафе ко мне подсела соседка, я поделилась с ней своим страхом: как бы не подхватить чесотку? Она хмыкнула: «а вы что, не знаете? Это же Петров, бывший начальник транспорта?” Слава Богу! Чесоткой не заболею! Мне стало легче. Дорога продолжалась дальше. Стало быстро темнеть. Опять чувствую: копошится водитель. Вот покрыл лицо, очевидно, кремом, вот взял безопасную одноразовую бритву и наугад стал приводить в порядок лицо! Мне так хотелось сказать: “Может, вы и ванну примете, а я вам спину потру?!”Но ведь водителя в дороге волновать нельзя!!!
В темноте прибыли к месту назначения. Здравствуй, любимый город! Спасибо, водитель Петров! Водитель со стажем!
Вот почему я за то, чтобы за рулем были молодые, чистые, ухоженные, внимательные к дороге и пассажирам молодые люди: “Молодым везде у нас – дорога. Старикам везде у нас – почет”.
Не было бы счастья, да несчастье рядом…
Жила -была в одной деревне бабушка Прасковья, Паша. Дважды повезло бабушке: дал ей Бог долгих лет жизни и деревня их в лихие девяностые не погибла, выжила. Был и сохранился в их деревне и магазин, и медпункт с хорошим фельдшером, о нем все говорили: без бумажки -профессор.
Баба Паша была великая труженица, да и годы “трудные”, способствовали тому, что развилась в ней практическая жилка: мигом могла сообразить, как и куда можно приспособить ту или иную вещь.
Прасковья Ивановна роста была небольшого: метр с кепкой. Тело имела крепкое, но мягкое. Глаза небольшие, когда-то голубые, но теперь, к старости, немного выцвели. Были они с лукавинкой, добрые. Волосы цвета спелой соломы аккуратно прибраны, а платочек повязан по -особому: концы его не под подбородком, а сзади были завязаны. И это ей очень шло. Такая аккуратная старушка. Поскольку она была великая труженица, то руки у неё были особенные: жилы, толщиной в палец, выступали на тыльной стороне ладони, когда приходилось много чего-то делать и в жару. Но они не портили её рук. Баба Паша была с характером: любила держать слово и этого требовала от других. Слово- великая сила. Дал его- исполни. Не любила людей, у которых слово расходилось с делом. Э-э-э…пустозвон! и больше ничего. Так дожила она до восьмидесяти лет.
Дружила баба Паша с соседкой по улице бабой Клавой. Их сближало многое: и годы, и похожие судьбы, и проживание в одной деревне, и практическая сметка. Баба Клава тоже под старость тоже осталась одна. Дети выросли, уехали далеко, приезжали редко. Так что многие вечера, особенно длинные и долгие зимние, коротали старухи вместе. Время шло, конечно, иногда и ссорились, но до крупных раздоров не доходило и о разрыве дружбы и мыслей не было.
Но как говорится, что узнать человека можно, съев с ним пуд соли, а то и два. Баба Клава по природе своей никому не завидовала: и внешность Бог дал, и трудиться могла споро и хорошо. Так и жили старушки, благодаря небо, потому что не все доходят до жизненного порога в восемьдесят лет.
Вот тут и случилось испытание. Отправилась баба Паша в лес по грибы одна: прихватило спину у бабы Клавы. Зашла Прасковья глубоко в лес, где давненько не бывала. Ранняя осень в лесу благодатна: и воздух свеж и чист, и пахнет пряностями лесными, и комаров нет. Вольготно душе, утомившейся жизнью, прошедшим временем. Идет баба Паша и видит: стоит пень и весь-то он снизу до верха оброс такими крепкими, ядреными, красивыми опятами. Не ложными, а настоящими, с юбочками под шляпкой. И такой красивый этот пень, глаз не оторвать! Бросилась к нему баба Паша и целое ведро с горкой нарезала опят! Вот удача! Хотя и получала пенсию, и имела небольшой огородик возле дома, но сибирские разносолы так хороши в зимние дни, особенно, если приготовлены они своими руками. Принесла домой лесной подарок, перебирая и очищая грибочки, мысленно далеко куда-то уносилась… Да что? Что было, то прошло и быльем поросло. Размышляя обо всем, вернулась к пню с опятами. Запала мысль: а что если выкорчевать пень и перенести в свой огород? Будут ли на нем опята? А хорошо, если б были! Зародилась практическая мысль, и ни с кем не поделившись ею, одиноким вечером привезла из леса пень. Надо ли говорить, как он ней достался? Лесной житель даже в виде пня не хотел покидать свое родовое место. Попотела же баба Паша, пока выкопала, пока взгромоздила пень на тележку и, прикрыв хворостом и еловыми ветками, поздним темным вечером привезла лесного жителя домой. На новое место жительства. Выбрав достойное место: и в глаза не кидался, и ему было хорошо, посадила пень.
Как ждала следующего лета, как поливала лесного гостя. обкладывала лапником, как старалась, чтобы никто не узнал… И все ждала, ждала осени! Не передать! Наконец-то она наступила!
Пень в благодарность за хороший уход разродился необыкновенным урожаем: целых три ведра опят нарезала баба Паша! Но ведь ничего не скроешь от людей, как говорится: шила в мешке не утаишь. Особенно в небольших поселениях.
Баба Клава воспылала жестокой завистью и обидой: надо же ничего не сказала Пашка ни прошлой осенью, ни летом, а теперь, не ходя в лес, собирает ведрами грибы! Перестала баба Клава ходить на чай к бабе Паше. Не поняла баба Паша сердечных мук бабы Клавы и все гадала: какая муха укусила ее товарку? Но решила: всё проходило и это пройдет.
А между тем осень вступала в свои права. Стало холодно, по утрам подмораживало. Баба Паша не побереглась, простудилась и заболела. Заболела серьёзно, с пневмонией не пошутишь, и фельдшер, вызвав скорую, отправил пациентку в районную больницу.
Увезли бабу Пашу, а баба Клава поздним вечером, потихоньку пробравшись в огород бабы Паши, пробралась к заветному пню- грибнику…Выкопала его, водрузила на тележку и в темноте перевезла в свой огород! Как он ей достался! Спина отнялась, но радость покрывала боль!
Так же, как и баба Паша, поместила дорогого гостя в затененную часть огородика, обложила пень лапником, обошла кругом и удовлетворённо сказала:
-Ты ведь лесной житель. ты ничей и теперь я твоя хозяйка! Я думаю. что и мне ты подаришь опяток. Да и не отдам я тебя никому!
Долго болела баба Паша. А как только выписали её, помчалась домой и – в огород! Пришла пора утеплить, позаботиться о пне- грибнике…Не передать страданий бабы Паши. Как! Самый надежный человек, Клавдя, которая осталась за домом приглядеть, позаботиться о пенёчке- сперла его! Незаконно! Бессовестно! Подло! Ах ты, мерзавка! Негодованию бабы Паши не было предела. Помчалась она к участковому, подробно описала преступление Клавди, составила и подтвердила все в заявлении и возникло дело- “О воровстве пня -грибника”
Суть да дело, тяжба тянется, а время идет. Как не бывало дружбы двух старушек: не здоровались, плевали друг другу вслед, сыпали соль под ворота.
Наконец-то наступил день суда. С утра помолившись, попросив у Боженьки помощи в тяжбе, обе по разным улицам пришли к автобусной остановке и поехали в районный центр.
Так пень стал центром судебного разбирательства. Деревьев в лесу много и растут они для всех, но есть среди них и особенные, занесенные в Красную книгу. Среди них и Сосна кедровая сибирская, расти может до 850-ти лет, а главное достоинство дерева- его орехи. Иногда в одной шишке до 150 штук орешек. Вот от такой сосны и нашла баба Паша пень.
В зале суда истец баба Паша жарко доказывала бесчестное воровство Клавди, горячо убеждая судей в её виновности. Не менее убедительно, с гневом в глазах выступала и ответчица баба Клавдя. Дело было рассмотрено. Решение звучало жестко и непоколебимо:
на основании закона УКРФ статьи 260, части первой – умышленное уничтожение или повреждение, а равно незаконная добыча частей и дериватов растений, занесенных в Красную книгу, наказывается обязательными работами на срок до 480 часов, либо исправительными работами на срок до двух лет. А поскольку истица и ответчица, находясь в преклонном возрасте, не знали законов, но полностью признали свою вину, суд выносит решение: вернуть пень Сибирской кедровой сосны на прежнее место.
И повезли на тележке баба Паша и баба Клава пень на старое родовое место.
Куда уходит детство…
“Будьте как дети…”
(Евангелие от Матфея-18:1-5)
Громко хлопнула калитка, и в ограду, прямо к крыльцу, влетела моя бабушка. Уж слишком голосили, даже за воротами было слышно, рыдали и подвывали два детских голоса.
На крыльце, прижавшись друг к другу, сидели две девчушки- сестрицы. Из глаз обеих лились горючие слезы. а из ротиков неслись отчаяние и боль. Одна из сестричек, та, что постарше, обнимала младшую и держала в руке ручонку младшей, на пальчике которой видна была кровь. Младшая рыдала от боли и от вида крови, старшая – от понимания как больно и страшно младшей. Обе были в неподдельном горе и сострадании боли и страху друг друга. И были они -дети.
Прошли годы. Сестрицы выросли. Пережили многое. Замужество, лихие 90-ые: продукты по карточкам, печенье на рассоле, отоваривание денег водкой, мыло- порошок по норме…Судьбы сестер были разные, но в чем-то схожие…Младшая, пережив несколько замужеств, наконец осталась одна с дочкой на руках. По-прежнему была красива. правда уже уходящей женской красотой. Не было того огонька в глазах, на который, как мухи на мед, слетались мужчинки – одиночки дабы подсластить свою жизнь, и от которых оставались цветы жизни-дети. Они как-то устраивались, что-то с ними происходило, старшая жила далеко, некогда было интересоваться: что да как? А время шло…
Усталость ли от жизни, вечные ли денежные недостатки, малооплачиваемая работа, неустроенность личной жизни -все это в конце концов подорвало сердце младшей. Осталась её девчушка-дочка круглой сиротой.
Старшая не приехала на похороны. Как и кто хоронил сестрицу не знала. Не слышала рыданий трехлеточки, не видела горьких слез, когда чужие люди увозили девчушку в детский дом. Ни в чьих глазах тетей и дядей, увозящих её в неизвестность, не было понимания боли и страха надвигающегося на ребенка одиночества. Не было рядом человека, который бы искренне разделил с ней горе. Не дрогнуло сердце родной тетушки. Где та девочка, которая могла рыдать только при виде боли другого? И были они – взрослые.
Куда уходит детство… Велика Истина в Евангелие:”…истинно говорю вам, если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное”
Опусти себя на колени сам
Когда приходишь в Храм, я говорю именно в Храм, так как сюда приходят, чтобы встать на колени и, припомнив грехи, помолиться Богу.
Церковь, в моем понимании, -архитектурное строение, которое иногда подлежит восстановлению, реставрации. А Храм- это святилище, это место, где душа обретает покой и гармонию. Хотя и Церковь, и Храм, – в какой-то мере, синонимы.
Сколько я видела лиц в Храме, одухотворенных, полных раскаяния, но таких прекрасных в своем искреннем порыве. Стоя на коленях, подняв глаза к Богу, иногда и плачут. Но какие это слезы! Наверное, Господь, увидев их, простит все. Искреннее раскаяние вознаграждается. Такие слезы текут тихо, даже сам молящийся, наверное, не ощущает их, ибо это слезы из сердца. Сердца, достигшего новой жизненной ступеньки.
Дискотека в школе шла полным ходом. Гремела музыка, на потолке и стенах прыгали искрящиеся тени стеклянного шара, мелькали лица, тени танцующих…Иногда кто-нибудь выскакивал на улицу. на крыльцо – покурить. Что греха таить, и в школе курят. Дежурные не видели никакого беспорядка, все шло своим чередом. И никто не знал, что в школьной беседке девочки избивают девочку. Особенно старалась одна- маленькая, неказистая. Она не била, нет. Она визжала и угрожала страшными для каждой девчонки действиями и их последствиями. Подливали масла в огонь еще три: они щипали, выкручивали руки. пинали и плевали, рвали прическу…И все вместе они старались поставить избиваемую на колени. И тоже лились слезы. Слезы горечи, обиды, унижения, слезы обиды, поругания…И были мольбы. Видели и слышали это только те, кто был и стоял рядом, но не было здесь сердца, не было сочувствия, сострадания и жалости.
Каждая из них совершала грех. И пока не собиралась замаливать его. Каждая из них не видела Того, кто все это видел, каждая из них не боялась никакого наказания, ибо сейчас каждая из них была вершителем, господином для неё.
Но встань, опусти себя на колени сам, ощути свою зависимость от всего, что происходит вокруг, пойми, что сегодня ты опускаешь кого-нибудь на колени, а завтра опустят тебя. Как прекрасно будет, если это будет Тот, Кто, действительно, может это делать. Если это будет Бог! Перед ним встать на колени не грех. Опусти себя на колени сам, пока не нашлись те, кто сделает это от своего имени.
Прости меня, бабушка, прости…
Она лежала… и так необычно было видеть её лежащей.
Всегда в движении, в хлопотах по дому. Конечно, трудно было представить её молодой или даже моложавой…просто любимая бабушка, сколько её помню, она всегда была в движении… а лицо дарило нам свет и доброту.
Лицо её, круглое и с ямочками на щеках, имело выражение постоянно излучаемой доброты. Не помню, чтобы она постоянно улыбалась, но улыбка как бы светилась изнутри и незаметно грела нас заботой и вниманием. Волосы её, когда-то густые и пышные, оставались длинными, но стали легкими и тонкими. И каждое утро она заплетала их в косички, которые укладывала вокруг головы коронкой. Косички были тонкие, но длинные и обвивались вокруг головы. Она заплетала их не ленточками, а какими-то длинными тряпочками черного цвета. Заканчивалось плетение маленьким бантиком. Иногда она теряла ленточки для кос и спрашивала нас: “Ребятишки, не видите, где мои косоплетки?” Руки, мягкие и добрые, всегда были чем-нибудь заняты: замешивали тесто, чистили картошку, убирали и мыли посуду… Голос был негромким и никогда мы не слышали, чтобы она кричала или называла нас как- либо кроме “детка моя”, или “умница”, или по имени.
Все мы- внуки и правнуки, а было нас много, потому что к 1945 году было у моей бабушки четырнадцать детей. А после войны осталось семь. Бабушка имела награду “мать- героиня”, но это уже далеко после войны. Получала деньги за погибшего сына Николая. Ей передали и вещи его: сумку полевую и еще что-то.
Нам, детям, было смешно, когда дедушка и бабушка отправились в ЗАГС. Для того, чтобы получать пенсию за сына, бабушке нужно было свидетельство о браке, а его у дедушки и бабушки не было. Венчанные в сельском храме, прожившие тяжёлые годы гражданской войны, раскулаченные, пережившие семейные неурядицы, никогда они, очевидно, и не помышляли о том, чтобы расстаться, или, как сейчас говорят, разбежаться. Так и прожили вместе пятьдесят лет.
И вот теперь она лежала. Так неожиданно, ночью, приступ -и инсульт. Отказала вся левая часть тела, исчезла речь. Остались только говорящие глаза и вместо речи – мычание. В то время не было такой медицины, как сейчас, и лежать ей предстояло долго. Но очевидно, она осознала свое лежачее положение и с первого дня не принимала таблетки, а прятала их. Так уж случилось, что из всех, оставшихся в живых детей, уже взрослых и имеющих свои семьи, ухаживать за бабушкой пришлось самой младшей невестке. Не всякая родная дочь так бы ухаживала за матерью, как ухаживала за свекровью невестка. Бабушка была полной и грузной, нужно было её поднять, сменить постельное белье, сменить одежду, покормить, дать попить… и всё это не один раз…
Нам было некогда. Мы должны были учиться, посещать школу, выполнять домашнее задание. Мне дали задание выучить стихотворение. Вот теперь наступает самое трудное для меня, то, с чем я живу всю жизнь и теперь понимаю, что значит ” тебе с этим жить”.
Я ходила и бубнила, а стихотворение не лезло в голову: “Когда волнуется желтеющая нива и свежий лес шумит при звуке ветерка…”…”при звуке ветерка…”Бабушка была парализована, говорить не могла, а только мычала. Мое монотонное бубнение, очевидно раздражало её. Она тихонько постанывала, это мешало мне. Я начала учить громче, бабушка постанывать тяжелее и тоже громче это злило меня. Наконец я недобро взглянула в её сторону и увидела её глаза… Всё в них было: и боль, и отчаяние, и понимание, что мешает, и.… мольба о прощении и.…любовь. Я выбежала из комнаты. Нет! Я не бросилась к ней, не обняла её, не встала перед ней на колени… а вскоре она умерла.
Вот теперь с этим взглядом и живу. Просить прощения не у кого. Прости меня, бабушка!
Речной волк
Жарким июльским днем, когда так хочется прохладной водички, когда не прочь бы в воду с головой, с ногами, со всей своей телесной массой, так хорошо оказаться на пароме посреди Енисея. Водная гладь за бортом слегка рябит, от воды как бы испарение, и все на пароме в таком благодушном настроении! Как ни странно, но все даже немного влюблены друг в друга.
На пароме людей немного: две домохозяйки с корзинами, молодой парень в светлой кепке и черных очках, т рое мужчин, смотрящих на воду и курящих, и две девчонки. Кажется, весна поцеловала их в мае и оставила расцветшими на все оставшееся время.
Одна из них, которая чуть покрупнее, имела загорелое круглое лицо, веснушки с десятикопеечную монету, пухлые губы и круглые глаза. Вторая- с загорелым лицом. правильным носиком, но глаза такие же круглые и чуть – чуть выпуклые. Такие глаза говорят о том, что человек ещё мало видел в жизни и продолжает удивляться всему: даже тому, что по какой-то причине не выучил на уроках в школе. Но молодости прощается все, в том числе, и глупость.
Обе были веселы, смеялись и радовались всему: солнцу, Енисею, парому и нам. На пароме есть будка, где можно укрыться от дождя, снега, ветра, а при случае и от жарких солнечных лучей. Вот отсюда -то и вышел он: речной волк. Морской волк- опытный, матерый моряк, знающий и любящий море и морское дело, имеющий большой опыт морских походов. Но перед нами был речной волк. Как-то выделялось в нем всё. Небольшой рост, “большая фигура да дура”, походка- ” у них походочка, как в море лодочка”, одежда. Брюки и пиджак претерпели некоторые жизненные ситуации, но сидели ладненько. На голове белая фуражка речника. На рукавах какие-то, ничего нам не говорящие, нашивки. Все говорило: я повидал кое-что в жизни.
Он сохранил такое трепетное отношение к нашивкам на рукавах, как к знакам, подчеркивающим особое привилегированное сообщество моряков. И хотя в наши дни деньги стали единственным универсальным средством, мерилом значимости человека, но этот человек был старого образца: он сохранил какую-то внутреннюю уверенность в своей неординарности, в своей принадлежности к касте моряков.
Вольно или невольно, но его выход из будки заметили все. Внимание же речного волка привлекли две юные дивы, и он стал подплывать к ним.
Ноги, обутые в потрепанные туфли, незаметно привычным движением потерлись о брюки и, и успокоенные, направились по четко обозначенному маршруту.
-Я встретил вас…-и наш ловелас подплыл к юным нимфам.
Глаза обеих округлились еще больше.
-Слышь, он нас встретил…- и обе скисли от смеха.
Но беседа продолжалась:
-Мои богини! что вы? где вы? – и от себя добавил- чем занимаетесь сейчас?
Скорей всего, наши милые веснянки и понятия не имели о пушкинских стихах, поскольку каждая следующая строчка вызывала только смех и толкание друг дружку в бок.
Ответа не последовало, и пришелец продолжал:
– В душе моей воскресли вновь: и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и…
-Ишь, про Бога что- то лепечет, – и они вновь покатились со смеху.
А между тем паром плыл да плыл. Понятно было, что ни одна из строчек не дошла до сознания девиц и что пока еще, по -молодости, им прощается глупость, но непонятная грусть накрыла всех. Паром приближался к правому берегу, а речной волк сделал еще одну попытку:
-Я пережил свои желанья.
Я разлюбил свои мечты.
Остались мне одни страданья
Плоды сердечной пустоты.
Девицы сгибались от смеха в три погибели, а речной волк грустно вздыхал.
Паром приткнулся к берегу, все стали сходить на берег, где девчонок ждали
молодые ребята:
-Вау, хеллоу, май беби! Как дошлёпали?
-Клево! Какой-то стар-мен сумасшедший был. Со смеху чуть не умерли…
А речной волк поднимался вверх по косогору:
-Что может краткое свиданье Час неизбежный расставанья
Мне в утешенье принести? Настал, и я сказал: прости.
Улей накануне медосбора
Любой труд, любое дело по окончании приносят радость завершенности. Смахивая пот, устало откинувшись на спинку стула, иной раз просто поражаешься: неужели это ты смог сделать? Трудом достигаются и удовлетворенность, и гордость, и успешность…и награды… Но иногда в процессе возникают препятствия в виде отчетов, подсчетов, протоколов, инструкций, проверяющих с инструкциями, сертификатов…
И вот однажды, это было в начале февраля, по пасеке прошел слух: будет медосбор! Как мудро устраивает природа все, что есть вокруг! Возьмем улей. Здесь все подчинено своим законам. Всем управляет мудрая матка, которая живет в улье долго, но обычно после трех лет правления пчеловод убирает её как устаревшую. Улей живет и гудит за счет рабочих пчел. Лишь солнышко бросит первый луч, подобно тому как приоткроются двери, так и из улья начинают вылетать пчелы. Это только кажется, что они все одинаковые: у них разные характеры, разное отношение к делу, разные предпочтения. Но трудятся они с утра до вечера и цель у них одна- создать качественный мед. А как они умеют радоваться изменениям в природе! Радоваться жизни!
Какое довольное жужжание в улье, когда детки -пчелки вы растают и новый рой вылетает из улья! В свободный полет взрослой жизни! Иногда не один рой, а два или три! Вот радость в улье! Ну, чем не жизнь школы? Здесь тоже есть и мудрая матка, и рабочие пчелки, и ежегодный выпускной…
Есть в жизни пчел и трутни, и шершни. Они в улье не живут. Они ничего не делают: они трудятся с документами, инструкциями, постановлениями, приказами, напоминаниями… готовят отчеты…о сборах меда ульями. Рядом с ульем кружат, пытаются влезть в него как бы желая проверить: все ли идет по инструкциям? Тревогу вызывает в домике улья их появление перед входом и, тем более, их желание оказаться внутри. Густым гулом наполняется улей, когда поступит сигнал: к нам едет ревизор! И вот однажды…
Да что однажды? Вовсе не однажды, а 07.02.2019 года, весь улей встрепенулся. Что? Что? А ничего. Матка собирает рабочих пчел в сотовую ячейку №203.
В центре, возвысившись над всеми пчелами, воспрянула матка и
зажужжала:
-В улей поступила инструкция: -з-з-з- нас ожидает медосбор!
Рабочие пчелы дружно загудели, зажужжали, пережужживая друг друга:
-Ж-ж-ж- ведь недавно был медосбор… Всё же, вроде, удачно сдали…
-Ж-ж- жутко с нами поступают эти шершни!
-Жз-жз-жз- Что им вздумалось?
-Мало нам своих трутней…не знаем, как вовремя выполнить все инструкции… и вовремя отчитаться…
-Ж-Ж-Ж-Ж- сейчас-то какой медосбор? Мед-то только летом начнется, как успеть на сахарной воде выполнить все инструкции? Ведь зима…Мед-то только летом начнется…Тогда и видно будет его качество…
-Ж-ж-ж-? (захлопала ресницами самая красивая пчелка)- так бы и уж-ж-жалила все эти инструкции!
А рядом с маткой, плечом к плечу, приткнулись милые пчелки -трудяшки, всегда знающие качество меда и его количество. Первая попросила внимания и зажужжала:
-Зж-зж-зж- как бы там ни было, но медосбор будет, и ожидает он не только нас, но и ульи №1, №3, №9…Главное сейчас – выполнить все инструкции, требуемые от нас и предъявленные нам. Для этого: во- первых, инструкции этого года перечитать особенно, таблицы приложения качества меда пересмотреть; но главное
восстановить те инструкции, которые были выполнены в прошлом году. Пропуски заполнить, заборы качества меда обозначить.
-Зж-зж-зж-А сколько шершней будет-то?
-ТРОЕ-ж-ж-ж придется пробный медосбор давать…
-Ж-ж-ж-Трое? А говорили четверо?
-Да нет, у кого-то двойная фамилия. Один- но двойная фамилия.
-Ж-ж-ж-Молодой?
-З-з-з- Вроде…
-Ж-ж-ж- Кто у нас молодой? – все дружно стали искать глазами самую молодую и привлекательную…
-Зж-зж-зж- придется ей урок давать…
-Ж-ж-жу- и на уроке…
-А от трутней будет кто?
-З-ЗЗ-Не знаем…
-Ж-ж-ж-А чего ожидать-то?
Матка, потерев лапки, прожужжала:
-Ж-ж-ж-чего ожидать? Наверное, год свиньи…
Пчелы встрепенулись еще больше. Жужжание усилилось еще больше, крылышки зашуршали…
И закипела дружная работа. Вот здесь и проявился характер пчелок: одни дружно делились таблицами качества меда; другие жужжали: мы сами сделали, пусть и они делают…Третьи, не выдержав наплыва всех событий, заболели: у одной даже сердце останавливаться стало, у другой отказали лапки.
Это ещё не наступил первый день прилета гостей в улей…Обстановка напряжения всё возрастала и возрастала. Пчелки второго яруса усиленно вспоминали, что было в инструкциях прошлого года и сколько меда они собрали. Особо яростных медосборщиц – К1, К2, К3 срочно вызвали в медосборню , и работа кипела дальше , даже когда село солнышко- до 9-ти вечера!
Вот он и наступил! Ожидаемый день! Матка вылетела из улья на прилетку встречать гостей; оставшееся звено кампании по приему, перелетало по ярусам улья, стараясь привить молодому поколению стремление к знаниям, культурному поведению и надлежащему внешнему виду. Жизнь кипела! А между тем рабочие пчелы старательно продолжали медосбор: открывались в должной мере инструкции по сбору меда, задавались цели, задачи, предъявлялись поэтапно фрагменты медосбора и под жужжание мудрых рабочих пчел готовился к вылету новый рой! Продолжался накопительный процесс знаний: как собирать мед, куда складывать и как хорошо сдать.
А между тем, в перерыв, летит молодая, самая длинная пчела и с восторгом оповещает: “Прилетели! Прилетели! Шершни прилетели! Поздоровались со мной!” На что старая пчелка парирует: “Радость -то какая! Надо же! “День продолжается в трудах. Улетают утомленные трудом, чтобы отдохнуть, а заутра начать опять учить молодых: где брать мед, куда класть его, как использовать? А команда встретивших шершней и трутней остается и продолжает корпеть над инструкциями, отчетами, таблицами, дожидаясь, когда они, насытившись медом, сожмут свои крылья, и отлетят, хотя бы на окончание первого дня, в свое шершневое гнездо.
И придет второй день. А затем и третий. Шершни были и будут. Но всё проходило и это пройдет. Улей же будет жить своей такой интересной повседневной жизнью, сбором полноценного качественного меда, готовясь к главному событию-рождению нового роя!
Моей беспородной собачке Дине посвящается
Сколько лет живут собаки? Не знаю. Об этом мне моя мать, дворовая Жучка, не сказала. Однако из разговоров своих хозяев слышала, что год наш приравнен к двум человечьим. Да и то, верно. Ведь нужно и для хозяина жизнь прожить и для себя. А время прошло быстро.
Был и Дружок, которого я из-за восторга жизнью погубила. Когда светит солнце, зеленеет трава, одуряюще пахнет каждая еле заметная, когда рядом с тобой красивый и сильный, под стать тебе, собачья бдительность тускнеет. Машины мчатся по дороге, сидят там «чужие»,как их не догнать и не облаять? И мчимся мы с Дружком в диком восторге, догоняя шуршащие колеса и « чужих». Бешеный бег заканчивается ударом, и Дружок мой отлетает от машины. А вечером его не стало.
Эх, жизнь собачья, как ты коротка!
А мне, можно сказать, повезло! Хозяева мои добрые: вовремя кормили, выгуливали, брали на дачу, но и пинка иногда не забывали дать. Вобщем, жизнь середняка.
Как-то вдруг стало тускло видеть, в ногах что-то застревает, и весело и быстро подняться в дом, на второй этаж, как прежде, не могу. Косточки в спине так иногда болят, а одна грудь вдруг увеличилась и сосок касается пола. Это, наверное, потому, что деток своих я не кормила: родились и умерли друг за другом два моих щеночка- сыночка. А больше не было у меня деток… Клыки вдруг стали выпадать… Сколько лет живут собаки?
Горько стало слышать от хозяев: «Пошла на место, старпериха!» Дети хозяйские не хотят меня гладить- пахнет. А раньше-то как было весело, когда они гладили меня по голове, чесали за ушами, таскали за собой!
Но я люблю своих хозяев! Вот кто-то пришел. Какой незнакомый запах! Друг хозяевам или- враг? Ра-зо-р-ву! Как тяжело подниматься с места! Но я еще нужна, я еще могу, я пригожусь…
А совсем недавно вдруг услышала я:хотят меня повезти куда-то и усыпить. Как это усыпить?!
У- СЫ-ПИТЬ…Это как?! Слово какое-то длинное и засасывает, как болото… Так сколько лет живут собаки?