А лодок было много, они были рядком привязаны цепями к длинному дощатому пирсу возле причала, где шла постоянная погрузка речных самоходок и пароходов. Все его называли «грузовая пристань», потому что была еще и «пассажирская пристань», куда причаливали большие белые многоэтажные пассажирские и туристические теплоходы. Жене посчастливилось с мамой и сестрами на таком большом белом теплоходе съездить в Ленинград по реке Свирь через Ладожское озеро, где теплоход сильно раскачивало на больших волнах, и было очень страшно. Женя боялась, как бы теплоход устоял и не перевернулся в озеро, берегов которого не было видать, такое оно было огромное, как море, хотя моря Женя не видела никогда. Оно казалось каким-то чужим и холодным. А река Свирь своя: добрая, теплая и красивая, очень спокойная и веселая. Военный катер прошел на полном ходу по середине реки, сзади его вздымались огромные водяные валы с белыми шипящими гребнями. Вот это волны! Ребята уже все сидели в привязанных к пирсу лодках, держась руками за бортики, и ждали, когда эти огромные валуны дойдут до пирса и будут поднимать вверх на свои гребни легкие лодчонки и  с яростью бросать  их вниз, а потом опять вздымать их на свои водяные хребты, а потом опять бросать вниз, в бездну.Вверх-вниз! А душа в пятки уходит, когда лодка падает вниз -в черную пропасть реки с огромной высоты белого пенистого гребня. Женя бежала изо всех сил, чтобы успеть забраться в ближайшую лодку до прихода первой, не самой высокой волны. –Быстрее, Женька!- орали ребята, предвкушая предстоящее удовольствие. – Вот он, нос лодки, - и Женя уцепилась руками за бортик, стараясь перенести в лодку запрокинутую вверх ногу, но… Что-то вдруг резко вырвало из рук бортик, лодка взмыла вверх… пирс ушел из-под ног… и Женя провалилась в бушующую бездну накатившейся волны, которая с шумом набросилась на пирс, смывая с него все, что там оставалось и погребая его стонущие доски под тяжестью всей своей толщи воды. Женя поняла, что она не успела забраться в лодку…Она отчаянно пыталась хоть за что-то зацепиться руками, молотила ими что есть мочи, но зацепиться было не за что… Сквозь бушующую пену волн она видела, что ей ребята что-то кричат, но она в реве и шуме воды не слышала – что? Набегающие волны захлестывали ее снова и снова…Она , захлебываясь, отчаянно барахталась в этой водяной круговерти между мечущимися вверх и вниз лодками …В голове одна мысль: -Платье! Мое новое платье!...Что будет?..Вот будет мне от мамы!... Мама…Мамочка…Очередная волна поглотила ее с головой. Женя уже больше никого не видела и ничего не слышала. И в эту минуту чьи-то сильные руки подхватили ее и вытащили на пирс. Женя очумело смотрела на своего спасителя. Да это же местный кузнец ..дядя Олег.. Женя судорожно захлебывалась кашлем , отплевываясь и пытаясь отжать подол провисшего платья, с которого ручьями стекала вода. Дядя Олег, такой же мокрый с головы до ног, потащил Женю за руку на берег , приговаривая: – Вот шандропа-то… Крапивы бы вам в штаны!... Волны постепенно ослабли, и лодки уже мирно покачивались возле пирса. Ребят как ветром сдуло.. Женя одиноко стояла на берегу, мокрая и несчастная. Она, не переставая откашливать воду, еще пыталась на себе отжимать промокшее новое платье. Ее охватывал ужас от того, что она испортила свою школьную форму, от того, что у мамы уже нет больше денег купить ей новое платье, и от того, что ее не возьмут без школьной формы в первый класс. Подняв голову, Женя увидела, как к реке по панели бежала мама, а в руке у нее был пучок крапивы.

     В основу рассказа положены реальные события, произошедшие в 1956г. в п. Ольховец, г.Подпорожья, Ленинградской области. Прототипом образа Жени явилась автор этого рассказа.
 

#

Так распорядилась война

     Лето в разгаре. Сенокосная пора. Жаркие лучи солнца обжигают кожу лица, небесная синь слепит глаза. Вяло шелестят под июньским ветерком ярко-зеленые сочные листья белоствольной березы. Василий лежал на старом ватнике под березой и смотрел вверх. « Ах, черт побери, как же хороша жизнь!», -думал он, жуя травинку и улыбаясь своим мыслям. Вчера в его семействе появился новый человек – сынок Николушка, а любимая жена Клавдия пошла на поправку после тяжелых родов сыну, Митьке- уже восемнадцать стукнуло, рос сиротой, без матери. Рано умерла его первая жена Раиса. Ох и любил ее Василий! Красавицей на селе слыла, певунья да плясунья была, да вот… не уберег: простудилась Раиса сильно, слегла , а подняться уже не смогла. Врачи сказали: «Поздно…Необратимый процесс пошел, запустили болезнь..» Похоронили любимую Раю, а Митьку Василий так и поднимал один, мать помогала, пока жива была. О своем счастье Василию некогда было в ту пору думать . Хороший, работящий парень вырос, на кузнеца выучился, да вот повестка в Армию пришла по весне: в пограничники Митьку направили служить , с мая только одно письмо и пришло, где написал Митрий, что прибыл в Брест, устроился нормально, просил не беспокоиться о нем .В начале осени прошлого года Василий в городской библиотеке, куда он изредка захаживал, чтобы взять на выходные дни книжку, увидел худенькую темноволосую женщину, склонившуюся над книгой в читальном зале библиотеки. Что заставило его остановить тогда свой взгляд на вздрагивающих плечиках женщины: толи жалость, толи сочувствие, а может- любопытство, - он не понимал, но подошел к ней, положил свою огромную ладонь на ее плечико и сказал: «Ну, буде, буде.. сех слез-то, их не выплакать…» Женщина подняла свои мокрые от слез большие голубые глаза на асилия…И утонул в них Василий, навсегда утонул.. Так они и познакомились с Клавдией, которая была намного младше асилия, но сразу доверилась ему во всем полностью, став верной любящей женой и расторопной хозяйкой в доме, хотя и росла сиротой в детдоме. Как-то неловко асилию было перед сыном за свое вдруг нежданно свалившееся счастье, но Митрий особого значения произошедшей в их семье перемене не придавал, к мачехе относился с уважением и называл ее на «ы». зрослым уже стал Митька, сам женихался и, наверное, хорошо понимал отца. Да и опять же – скоро ему в Армию, и как отца одного-то оставлять, без присмотра, а Клавдия ему понравилась: спокойная, тихая, ласковая , и очень уж хорошо она щи варит, таких даже у покойной бабушки им с отцом пробовать не приходилось. А по праздникам она им с отцом пекла королевский пирог – с грибами, вот уж где была вкуснятина-то! Отец любил Клавдию и очень ее берег, помогая ей во всем по дому и по хозяйству.

     Уходя в Армию, знал Митрий, что появится у него в июне братишка, обязательно братишка; а когда он вернется со службы, Колюньке( так они уже все вместе договорились назвать маленького) буде уже 3 года, Митя будет брать его на рыбалку, будет учить с детства рыбу ловить и ,конечно же, в кузницу приведет, пусть Николка привыкает к кузнечному ремеслу сызмальства, будет добрым кузнецом, как старший брат.

     Василий поднялся, отряхнул ватник, перекинул через плечо косу и пошел в село. Славно сегодня поработал, скосил под чистую целую деляну возле озера. А завтра закончит с покосом и будет метать копны. Лишь бы дождя не было.

     Подходя ближе к околице, он всем своим нутром почуял что-то неладное: заныло сердце от дурного предчувствия. Василий прибавил шагу, и сам не заметил, как оказался на центральной площади села. Вся площадь была заполнена сельчанами, они стояли как вкопанные, опустив головы, и молча слушали громкоговоритель, установленный на столбе возле сельсовета. Василий , ничего не понимая, почувствовал , что случилось что-то страшное и ужасное. До его сознания вдруг дошел смысл долетевшего откуда-то издалека слова – война…

     Рухнуло все в один миг: счастье, дом, семья и только что родившаяся новая жизнь…

     На другой же день Клавдия у порога больницы , держа на руках маленький сверток с сыночком, проводила Василия на фронт. «Клава, себя береги и береги Николушку!»- только и мог сказать Василий своей любимой жене. Долго Клавдия не могла прийти в себя. Горевала молча, без слез, да только вот молоко у нее пропало и нечем было кормить сынишку. Соседка, тетя Марьяна, козочку держала, так в день по стакану молока приносила Клавдии, сено-то для козы Розки Василий помогал заготавливать. Этим и выживал маленький Николушка.

     Осенью в село вошли финны с немцами, они начали строить доты, укрепления на окраине села, а все оставшееся население: стариков, женщин и детей погрузили в теплушки и отправили в лагерь для пленных в Петрозаводск. Клавдия, прижимая к груди своего пятимесячного сына, молила Бога о его спасении. Бог помогал ей. После работы, на которую гоняли всех пленных, она спешила в церковь, где жили и содержались пленные, с одной только мыслью: жив ли сынок? Оставляла-то его под пригляд детей, чуть постарше сына. Николушка рос неприхотливым, тихим и спокойным ребенком, словно понимал, в какое время ему выпало выживать. Все, что давали на пропитание, Клавдия делила с сыном пополам. Иногда удавалось на кухне попросить ополоски от стаканов из-под молока. Толстая посудомойка Ирма жалела Клавдию и ее сына, иногда тайком приносила ей вареную картофелину или кусок белой булки. Николушка никогда не ревел и не просил есть, терпеливо ждал мать, которая кормила его, разжевывая пищу. За это женщины любили малыша, подбрасывали Клавдии кто что может, и она тихо была им благодарна. Минул Клавдию с сыном и страшный тиф, который унес жизни сотен пленных в лагере. Иногда жить не хотелось…Но жила Клавдия. Она жила ради сына и верила , что придет с фронта ее Василий, вернется Митя, заживут они опять счастливой мирной жизнью, как прежде.

     От плена освобождение пришло осенью 1944 года. Николушке было уже 3 года, и Клавдия брала его с собой на работу в поле. Не знала Клавдия, что в феврале 1942 года в боях под Москвой был убит ее дорогой и любимый Василий, и что похоронка эта встретит их с Николушкой уже дома, в родном селе, освобожденном от финнов и немцев в декабре 1944 года. Горе и боль переполняли сердце молодой женщины-вдовы. Все в доме напоминало их такую короткую, но счастливую любовь. Слезы катились по щекам, - как дальше жить?… А по дому бегал маленький Николка , точь-в-точь похожий на своего отца, прижимал фотографию Василия к груди и говорил, показывая на фото: «Папа бах! бах! фасиста!» . И Клавдия жила. А в марте 1945 года новый страшный удар пришлось пережить ей : пришла похоронка на Митю. Тяжело был ранен он в бою под Варшавой, лежал долго в госпитале, но не суждено, видно, было выжить Дмитрию, скончался он в госпитале от тяжелого ранения. Что делать? Господи? Клавдия долго беззвучно рыдала, уронив голову на стол, где лежал фронтовой треугольник. Одна на всем белом свете!..Одна!..Нет, не одна… Сколько таких же, как она, хлебнувших полную чашу горя, принесенного войной!.. Живут же... Да и маленький Николушка заставлял жить заботами о себе. Устроилась Клавдия работать на хлебопекарню , ребенка оставляла с соседской бабушкой Екатериной, у которой и своих-то внуков было трое, низко кланялась ей за помощь Клавдия. Да что там.. Надо было выживать , ради сына надо было выживать. Победа в мае 45-года принесла много радости и душевной боли. Радовались бабы окончанию войны, радовались каждому вернувшемуся в село мужику, всем селом встречали и радовались! А по ночам вдовы рыдали в подушку, осознавая всю боль утрат и потерь; знали они, что бабьего счастья им больше не придется познать. А утром вставали и шли на работу, у каждой были дети – теперь в них оставались отголоски их бабьего счастья, их нерастраченной нежности и любви. Так распорядилась война. Клавдии сельский совет помог отремонтировать крышу дома, было выделено пособие на содержание сына за погибшего Василия , Николушку определили в детский сад. Жизнь понемногу налаживалась. Жили в селе дружно, помогали друг другу во всем. Вот уж Николке седьмой годок пошел. Осенью в школу собирается, читать уже умеет, считает до десяти. Очень любит в «войнушку» играть с соседскими мальчишками, а у Клавдии сердце заходится, не дай Бог больше такого испытания народу! Но мальчишки - они и есть мальчишки, им бы «стрелять да убивать немцев».

     На окраине села сохранились финские доты, так повадились туда бегать пацаны постарше : в домах появлялись обломки касок, пустые гильзы, ржавые кружки, ложки и прочие принадлежности. Строго-настрого наказала Николке Клавдия -не ходить к дотам и не брать в руки ничего из военных штучек. В начале весны у соседского Гришки возле дота в руках граната разорвалась, так малец без рук остался, с изуродованным от ожогов лицом.

     В больнице валялся полгода. Но от этого Гришка не перестал ходить к дотам и добывать там всякие военные «трофеюшки».

     В тот солнечный летний день как всегда группа самых отчаянных направилась к дотам. Уж больно хотелось и Николке хоть одним глазком глянуть, что же там такое есть? А может, повезет, и немецкий пистолет удастся найти, вот уж тогда из этого-то пистолета по фашистам: пух!пух! И Николка, немного приотстав от ребят, прячась за деревья, пробирался по направлению к дотам. Вдруг под ивняком в ямке он увидел предмет, напоминающий ему какой-то снаряд, но почему-то маленький и с ручкой. -Граната!- подумал Николка, осторожно взял ее за ручку и спрятал под рубаху. - Вот это находка! Покажу Гришке, - подумал Николка,- вот повезло-то, если настоящая, вечером рванут ее ребята за селом , - грохоту будет! А его за находку Гришка похвалит. С этими мыслями он вернулся домой. Но куда спрятать гранату? Нельзя , чтобы узнала мать, а то влетит как следует! Николка сунул гранату в печь - среди дров ее и не заметишь. До вечера полежит, а вечером к Гришке! Сам залез на печь и уснул спокойным сном. Пришла с работы, посмотрела, где Николка. Тот мирно сопел на печи. Заглянув в печь, она сунула сухую растопку и чиркнула спичку:

"– Сейчас затоплю да поставлю тесто, раз пораньше с работы отпустили. Завтра выходной день. Испеку Николке пирог с грибами. Любит сорванец это лакомство! – Весь в отца!"

     Огонь весело затрещал в печи. Клавдия вышла во двор и направилась к погребу, достать грибочки для начинки в пирог.

     Вдруг сзади что-то грохнуло так, что все вокруг затряслось, из дома вырвался огромный язык пламени. – Что это?.. Что случилось?.. Что произошло?..- Клавдию словно подкосило, повалилась она возле погреба , хотела в избу бежать, да ноги ватные- не слушались …и только губы ее шептали : -Николушка, сынок!... и руки тянулись к горящей избе. Она ничего не помнила, очнулась в больнице, не понимая, что с ней случилось? и где ее сын?

     Николушку хоронили всем селом. Ребята стояли возле гроба тихо и виновато; плакали и скулили. Клавдия сидела возле сына прямая , без единой слезы, словно, неживая, иногда, время от времени, мерно покачивалась… вперед-назад…вперед-назад… Только волосы у нее- 28-летней женщины – были совсем белые, как снег. Она смотрела на свою кровиночку в последний раз и не могла понять: за что же Бог ее так наказал? Ведь война уже кончилась, но достала проклятая,  даже в мирные дни достала…Будь же она навеки проклята -эта война, которая отняла у нее самых любимых, самых дорогих и родных людей! Будь проклята!

 

 

Закрыть меню